Посрамитель шайтана - Страница 72

Молитва невесты

– Пойдёмте, – встал юный падишах. – Мы вместе спросим эту шумную женщину, какой из городов она предпочтёт – Багдад или Коканд? В Самарканде я уже немного устал от неё…

– А с чего бы это вы тут к ней так предупредительно дружелюбны? Она вам что-нибудь сломала?

– О нет, почтеннейший Багдадский вор! Просто однажды я возвращался со своей свитой с охоты и мой конь вдруг испугался случайно разбившейся крынки с прилавка уличного гончара. Я упустил поводья, и мы проскакали полбазара, топча хурму и персики, и судьба могла бы сыграть со мной злую шутку, но на дороге встала крупная женщина, не прикрытая целомудренной паранджой. Она одной рукой поймала за шкирку жеребца, а другой нежно сняла меня с седла. Потом, кажется, даже слегка отшлёпала нас обоих за баловство… Я счёл своим долгом оказать ей гостеприимство.

– Вай мэ, так у вас не любовь?! – облегчённо выдохнул домулло, поправляя платье, и тут же прикусил язык. Первый же акт любви могучей аль-Дюбины и хрупкого падишаха грозил бы неисчислимыми травмами последнему…

Вышколенные слуги торопливо распахивали двери, полный сумеречных подозрений Аслан-бей напряжённо шествовал сзади, а Наджим, Ходжа и Оболенский, весело болтая, спешили в южное крыло.

Ситуация складывалась парадоксальнейшая – оказывается, на Востоке были и ХОРОШИЕ падишахи! Не все сплошь злодеи, тираны, дебилы и извращенцы, а и нормальные, прогрессивные представители центрального управленческого аппарата.

Конечно, многое можно списать на молодость и неопытность тогдашнего властителя Самарканда, но, с другой стороны – нельзя же всё время мазать власть одним только чёрным цветом?! В конце концов, не место красит человека, а человек место! Ведь были и в нашей истории цари-реформаторы, цари-освободители, цари-мученики…

К узорным дверям женской половины южного (точно южного?!) крыла вся делегация подошла как раз в тот момент, когда за ними исчез хвост последнего котика. Что именно усатым-полосатым понадобилось по ночи у падишахских жён, до поры оставалось неизвестным. Поэтому и мы пока опустим эту сюжетную линию…

Юный владыка Наджим аль-Газали потребовал позвать к нему самого главного евнуха. Стража быстренько метнулась туда-сюда и представила пред оленьи очи господина толстого лысого гражданина в просторном белье, без следа растительности на пухлой физиономии, но с неизменно изысканной улыбкой.

– Я счастлив служить моему возлюбленному повелителю!

– «Возлюбленный…» – это просто вежливая форма обращения. – Насреддин наставительно пихнул локтем в бок вытаращившегося Оболенского. – И не делай такое лицо, о вечно думающий о неприличном…

Меж тем, узнав о цели визита, евнух бодро доложил начальству о наличии в подотчётном ему коллективе искомой девицы и лишь выразил некоторое сожаление по поводу того, что она, возможно, уже отошла ко сну.

– Ну, так сходи и разбуди! Нашёл проблему…

В ответ улыбчивый толстяк посмотрел на Оболенского так, словно тот желал его смерти, и напомнил своему господину, что достойнейшая Ирида на ходу останавливает лошадь. То есть если в процессе побудки она захочет остановить его (евнуха), то это у неё может получиться столь эффективно, что ему (ещё раз евнуху) придётся резко искать замену, а всем присутствующим скидываться на пристойные похороны (всё того же, чёрт бы его побрал, евнуха!).

– Ой, мама, а наплёл-то, наплёл… Ну-ка, подвинься тогда, я сам пойду!

Лысый возмущённо ахнул и встал на защиту дверей колыхающейся грудью. Типа, ни один некастрированный мужчина, за исключением законного мужа, не может войти в гарем покорных шариату мусульманок, минуя его!

– Минуя тебя? В каком смысле… это такой намёк, что ли?!

Евнух не унизился до ответа на столь неприличные инсинуации, в последний раз жалостливо всхлипнул, кинул на падишаха прощальный взгляд и скрылся на женской половине. Его возвращения ждали долго, минут пятнадцать – двадцать…

Наконец он торжественно распахнул двери и, сияя свеженьким, набирающим цвет фонарём под глазом, высокопарно возвестил:

– Блистательная и несравненная красавица Ирида аль-Дюбина прервала свой хрустальный сон, дабы достойно предстать перед светлыми очами нашего возлюбленного падишаха!

По коридору, с женской половины, раздались тяжёлые, грохочущие шаги. Чувствовалось, что суровую девицу разбудили и подняли не в лучшем расположении духа. Вздумай мы ещё раз описывать крутой нрав рослой своевольницы из высокогорного аула – эпитеты «кроткая» и «послушливая» заняли бы последнюю строчку перечисления её достоинств. А то и вовсе не вошли бы в список особых примет первой феминистки Востока…

Когда она наконец появилась в дверном проёме, пугая заспанным лицом и помятой косметикой, все невольно отшатнулись… А зря! Ибо, только увидев две столь дорогих её сердцу морды, благословенная Ирида всплеснула могучими руками и едва не завизжала от радости:

– Лев! Ходжа! О Аллах, как же я по вас соскучилась!

Все облегчённо вздохнули и признали, что в мирном режиме она очень милая. Домулло и Оболенский трепыхались в её объятиях, как тряпичные куклы. Толстый евнух прикладывал к уголкам подведённых глаз кружевной платочек, томно смахивая сентиментальные слезинки. Стражи позволили себе расслабиться и убрать вспотевшие ладони с рукоятей кривых сабель. Молодой падишах сделал логичный вывод о том, что, скорее всего, его весомая гостья не задержится в Самарканде и ему нужен новый партнёр для игры в шахматы…

Однако, как только первые восторги стихли, вперёд выступил отважный Аслан-бей: